Шираз. Глава 5

Тени света

23 Хордада 1376 г. (13 июня 1997 г.)

Тегеран обрушился на них зноем и шумом. После медленного, почти сонного ритма поезда, город казался огромным, раскалённым котлом, в котором кипели миллионы жизней. Дядя Хоссейн, встретивший их на вокзале, был полной противоположностью своей сестры Роксаны. Шумный, полноватый, с вечной деловой улыбкой на лице, он пах дорогим парфюмом и деньгами. Он был человеком материи, торговцем коврами, для которого мир состоял не из идей, а из фактур, узелков и рыночных цен.

— Ну что, Захра-джан, готова покорять столицу? — прогремел он, усаживая их в свой новенький «Пежо» с кондиционером. — Решила уже, куда будешь поступать? Тегеранский университет — это классика. Но сейчас все рвутся в «Шариф», там физика и математика на мировом уровне.
— В Шарифе физика сильнее, — заметил Али.
— Зато в Тегеранском — философия, — возразила Роксана. — Человек не должен быть только физиком. Он должен быть… человеком.

Они спорили легко, как люди, давно знающие все аргументы друг друга.

Машина плыла в потоке, и за окном мелькал другой Иран — не древний и поэтичный, как Шираз, а современный, жесткий, полный стекла и бетона. Они ехали по широким проспектам, и Захра, прижавшись к окну, смотрела на этот бурлящий мир, похожий на гигантский, нервный, вечно спешащий механизм. Здесь даже деревья казались не живыми, а отлитыми из металла и покрытыми слоем пыли.

Дом дяди Хоссейна находился в северном Тегеране, в районе Заферание. Это был двухэтажный особняк с садом, где росли платаны и гранатовые деревья. Внутри было прохладно — кондиционеры работали в каждой комнате, создавая искусственный оазис посреди летнего пекла.

Жена дяди Хоссейна, тётя Марьям, встретила их с традиционным радушием — чай, сладости, расспросы о здоровье. Захра сидела в гостиной, рассматривая ковры на стенах — работа мастеров из Кашана и Тебриза, каждый узор рассказывал свою историю.

Вечером, когда спала дневная жара, пришел дядя Джавад. Он вошел в прохладную гостиную, и с ним ворвался сухой жар столичной паранойи.

— Я бы не советовал Тегеранский университет, — сказал он вместо приветствия, обращаясь к Али. — Там сейчас рассадник вольнодумства. На прошлой неделе у студентов гуманитарного факультета изъяли партию книг. «Новая философия». Ницше, Хайдеггер, Фуко. Яд, завёрнутый в красивую обложку.
— Студенты всегда читают крамольные книги, — усмехнулся Хоссейн. — Мы в своё время тоже читали. И ничего, выросли правоверными мусульманами.
— Раньше был другой яд, — отрезал Джавад. — Марксизм. Он был грубым, прямолинейным. А этот — тонкий. Он не отрицает Бога. Он просто делает его ненужным.
— А что ты посоветуешь, Джавад? — спросил дядя Хоссейн, разливая чай. — Тоже технологический университет?
— Да. В «Шарифе» по крайней мере занимаются делом. Физика, математика. Точные науки. Они оставляют меньше места для сомнений.
— Ну да, — усмехнулся практичный Хоссейн. — И выпускники «Шарифа» потом отлично устраиваются в Штатах. Ирония.
— Раньше он назывался «Арьямехр», — задумчиво сказал Джавад, обращаясь к Захре. — В честь шаха. «Свет ариев».

Отец Захры, Али, который до этого молча слушал, вдруг улыбнулся своей тихой, ироничной улыбкой.

— Ну конечно, — сказал он медленно, словно пробуя слова на вкус. — «Ариямехр». Это же напрямую пересекается по названию с Нешан-э Арьямехр — «Орденом Света Арийцев» — рыцарским орденом для жены шаха. Но это уже прямая отсылка к европейским тайным обществам. Например, к масонской ложе «Орден Света», которая существовала в России в начале двадцатого века. И потом перекочевала в Германию. Странное совпадение, не правда ли?

Дядя Джавад, который словно ждал этого паса, тут же подхватил мяч. Его глаза загорелись.

— Именно! Именно, Али! Ты видишь! Масоны в Европе украли не только наш образ Света, но и само понятие ариев! Арийцы — это ведь мы, иранцы! Запад перехватывает наши исконные, традиционные идеи, искажает их, а потом возвращает обратно, чтобы разрушить нас изнутри! Они поддерживали шахский режим, который называл себя «Светом ариев», чтобы противопоставить нашу древнюю, доисламскую гордость самому Исламу! Сама идея «света», просвещения — это же суфийская концепция, ишрак. Идея «ариев» — это наше, зороастрийское наследие. Но, европейские масоны, все эти тайные общества, они украли наши символы, нашу философию, выхолостили из неё Бога и превратили в политический инструмент. Это их метод!

Он говорил жарко, убеждённо, и Захра, сидевшая в кресле, чувствовала, как его слова строят в воздухе невидимую, но прочную конструкцию. Конструкцию, в которой случайных названий не бывает, а история — это зашифрованный текст.

В этот момент на пороге гостиной появилась Роксана, которая помогала на кухне тётя Марьям. Она стояла, вытирая руки о передник, и смотрела на мужчин с выражением бесконечной усталости.

— Опять вы за своё? — она покачала головой. — При ребёнке обсуждаете всякие страшилки. Захра, милая, иди отдохни. Ты, наверное, устала с дороги.

Захра встала. Она действительно устала. Но не от дороги. А от тяжести мыслей, которые обрушились на нее в этой прохладной, тихой комнате.

Уходя, она слышала, как мать сказала мужчинам: «А вам я сейчас принесу не чай, а валерьянку».

Университет Шарифа или Тегеранский, выбор, всегда выбор, как в задаче, где нужно выбрать одну дверь из двух, и за одной принцесса, а за другой тигр, но ты не знаешь, где кто, и может быть, за обеими дверями тигры, просто один улыбается, как Хатами, а другой рычит, как Натек-Нури, а результат один — тебя съедят, и дядя Джавад говорит, что в Тегеранском университете яд, а дядя Хоссейн говорит, что из Шарифа уезжают в Америку, и я не понимаю, что хуже — умереть от яда дома или уехать жить к врагам, которые этот яд и придумали.

Но взрослые всегда требуют выбрать, определить траекторию, коллапсировать в одно-единственное состояние, потому что неопределённость их пугает. Я сделала свой выбор. Не тогда, позже… Но какой выбор сделают мои дочери?

Глава 6. Сад расходящихся тропок