такое кино
Шираз. Глава 6
Сад расходящихся тропок
24 Хордада 1376 г. (14 июня 1997 г.)
Университеты летом были похожи на заброшенные города, на декорации к спектаклю, который уже отыграли. Студенты разъехались, и в длинных, гулких коридорах царила тишина, нарушаемая лишь гудением ламп и шагами редких преподавателей. Это была идеальная атмосфера для того, чтобы разглядеть не людей, а саму суть, архитектуру этих двух миров.
Пустые коридоры, гулкие аудитории тегеранского университета, где эхо шагов отскакивало от стен, создавали иллюзию невидимых спутников. Июньское солнце проникало через высокие окна, рисуя на полу геометрические узоры — параллелограммы света, в которых танцевали пылинки, как атомы в броуновском движении.
Их встретил профессор Мортеза Ахмадзаде, старый друг отца Захры. Худой, с седой бородкой клинышком, в очках с толстыми линзами, он был похож на персонажа из рассказов Борхеса — библиотекаря, заблудившегося в собственной библиотеке.
— Али-джан, добро пожаловать в храм знаний, временно покинутый прихожанами, — сказал он, пожимая руку отцу. — Летние каникулы превращают университет в идеальное место для размышлений. Никто не мешает думать.
Они шли по коридорам гуманитарного факультета, и профессор говорил, размеренно, словно читал лекцию невидимой аудитории:
— Да, молодёжь сейчас как будто проснулась. Они читают все подряд. Создают кружки, выпускают стенгазеты. Говорят о Хатами как о мессии. Президент открыл им шлюзы, и через них хлынули идеи. Они читают всё подряд — Деррида, Фуко, Делёза. Но… — он понизил голос, — появляются и странные вещи.
— Какие? — спросил Али.
— Какие-то новые течения. Полузакрытые общества. Они обсуждают не политику, а… метафизику. Говорят о «традиции», но не в нашем, исламском смысле. О «кастах», об «иерархии духа». Цитируют европейцев, о которых я и не слышал. Генон, Эвола. Один мой студент принёс мне их манифест. Знаешь, на что это было похоже? На устав масонской ложи, только без циркуля и фартука. Другой нашёл связь между суфийскими орденами и европейскими тамплиерами. Они ищут некую первичную традицию, примордиальную мудрость, которая якобы лежит в основе всех религий. Очень тревожно.
— Это влияние Генона? — спросил Али. — Французского традиционалиста?
— И его тоже. Но это шире. Они создают свой синтез — берут исламский эзотеризм, добавляют западную философию, приправляют древнеперсидской мистикой. Получается… коктейль. Опасный коктейль, потому что он выглядит как возвращение к корням, но на самом деле это путь в никуда. В воображаемое прошлое, которого никогда не было.
Технологический университет имени Шарифа был другим. Это был не сад, а кристалл. Идеальная геометрия корпусов из стекла и бетона, прямые линии, выверенная логика. Здесь не было места двусмысленности. Их встретил доктор Амини, знакомый дяди Джавада, специалист по кибернетике, человек с холодными, как экран монитора, глазами.
Невысокий, энергичный, с глазами, которые никогда не останавливались на одном месте, он говорил быстро, словно боялся, что его прервут:
— Добро пожаловать в кузницу иранской технократии! Здесь мы не философствуем — мы создаём. Компьютеры, программы, алгоритмы. Будущее за цифровыми технологиями, и мы должны не отстать.
Он провёл их в компьютерный класс. Ряды мониторов смотрели слепыми глазами.
— Знаете, что сейчас происходит в Америке? Они создают социальные сети. Classmates.com — где люди находят своих одноклассников через интернет. Представляете? Миллионы людей добровольно рассказывают о себе, выкладывают фотографии, делятся мыслями. Это же идеальный инструмент!
— Инструмент для чего? — спросила Роксана.
— Для всего! Для контроля, для влияния, для формирования общественного мнения. Раньше спецслужбам приходилось годами собирать досье на человека. Теперь он сам всё расскажет. И не только расскажет — покажет связи, друзей, интересы. Это революция в понимании общества.
Али внимательно слушал. Ему, как богослову, был понятен мир цифр, но не цифровой мир.
— И игры, — продолжил Амини. — Компьютерные игры. Они учат стратегии, но также программируют поведение. Ребёнок, играющий в войну на экране, привыкает к насилию. Или наоборот — учится решать конфликты. Всё зависит от того, кто создаёт игру и с какой целью.
— Кстати, — добавил он, обращаясь к Захре, — почему вы не рассматриваете Исфахан? Там отличный университет, особенно физико-технический факультет. И… — он понизил голос, — там большие перспективы. Очень большие. Страна инвестирует в Исфахан серьёзные ресурсы. Научные проекты государственной важности.
— Исфахан! — воскликнула она. — А ведь это прекрасная идея! Он находится как раз посредине, между Ширазом и Тегераном. Захра будет равноудалена от нас и от своих беспокойных дядей. Идеальная точка равновесия.
Она сказала это полушутя, но Захра увидела, как в глазах отца на мгновение блеснул интерес. Идеальная точка равновесия. Формула, которая могла примирить два мира.
— Золотая середина, — улыбнулся Али. — Как в греческой философии.
Университеты как сады расходящихся тропок, каждая тропка ведёт в своё будущее, и ты не знаешь, куда придёшь, пока не пройдёшь весь путь, но тогда уже поздно вернуться и выбрать другую тропку, и я хожу по пустым коридорам Тегеранского университета, где профессор говорит о студентах, которые ищут примордиальную традицию, первичную мудрость, и я думаю: а что если они правы? Что если действительно есть знание, которое старше всех религий, старше всех цивилизаций, и оно зашифровано в узорах, в числах, в соотношениях?
Classmates.com, одноклассники точка ком, и дядин друг говорит, что люди сами рассказывают о себе, добровольная слежка, паноптикон Бентама, где заключённые не знают, наблюдают за ними или нет, поэтому ведут себя так, как будто наблюдают всегда, но теперь мы сами заключённые и сами надзиратели, мы следим друг за другом и за собой, и это будущее, которое придёт, я знаю, я вижу, как мои дочери сидят в инстаграме и тиктоке, и весь мир следит за всем миром, и никто не может спрятаться, даже в Иране, даже под чадрой.
Социальные сети могущественнее государств, тогда, в том компьютерном классе, глядя на мёртвые мониторы, я ещё не знала, но теперь знаю: они когда-нибудь оживут и поглотят нас всех, и государства будут бороться не армиями, а лайками, не пушками, а мемами, и победит тот, кто создаст самый вирусный контент, самую заразную идею, и может быть, дядя Джавад был прав, и это всё — часть заговора, только заговор не масонов, а самой технологии, которая использует нас для своего развития.
Исфахан, сказала мама, идеальная точка равновесия, и я тогда не знала, ещё не знала, что эта случайно, в шутку брошенная фраза определит всю мою жизнь. Что именно в Исфахане, в этой точке равновесия, я встречу Амирхана, юношу с глазами, которые умели видеть скрытые узоры. Что в Исфахане, в этом городе бирюзовых куполов и древних мостов, я рожу двух дочерей, Насрин и Зейнаб, два моих вектора, центробежный и центростремительный. Что в Исфахане, в лаборатории, скрытой от посторонних глаз, я буду строить машину, которая может как спасти, так и уничтожить мир, и сама стану этой точкой равновесия между созиданием и разрушением.
Но тогда я ещё ничего этого не знала, я была просто девочкой, которая любила числа и искала своё место в мире, и мир казался огромным садом с тысячей тропок, и каждая вела куда-то, и я не знала, что большинство из них ведут в тупик, а некоторые — в пропасть, и только одна, может быть, ведёт домой, но дом — это не место, а состояние, когда ты в мире с собой, а я никогда не была в мире с собой, потому что во мне слишком много противоречий, как в уране слишком много нейтронов.
Глава 7. Формула страха