Код(а). Часть вторая. Глава вторая

Все началось, как и предполагала Аюми, в самых тёмных и параноидальных уголках интернета.

На форумах, где люди с аватарами в виде анонимусов и персонажей аниме обсуждали теории заговора и будущее криптоанархизма, появились первые сообщения. Они были похожи на отчеты из экспедиции, столкнувшейся с чем-то невозможным.

Форум DarkNet «Цифровой Левиафан»:

> User: Satoshi_Lives_69

Тема: Пропала транзакция. Не откат, не ошибка. Просто исчезла.

Народ, кто-нибудь сталкивался? Отправлял 0.15 BTC на холодный кошелек. Транзакция подтверждена, 6 блоков сверху. А денег на кошельке нет. И в эксплорере… в поле хэша транзакции какая-то дичь. Похоже на арабскую вязь или что-то такое. Кто-нибудь знает, что за херня?

> User: CodeIsLaw

Satoshi_Lives_69
Покажи хэш.

> User: Satoshi_Lives_69

CodeIsLaw
Вот: अयं निजः परो वेति गणना लघुचेतसाम्
Что это, бл**ь?

> User: GnosisSeeker

Satoshi_Lives_69
Это не арабский. Это санскрит. Деванагари. «Это свой, а это чужой» — так считают недалёкие». Это цитата из Маха Упанишады.

> User: CodeIsLaw

Satoshi_Lives_69
Твоим биткоинам п***ц, чувак. Их превратили в философию)).

Сначала это воспринималось как единичный, изощренный взлом. Но через несколько дней такие сообщения стали появляться десятками. А потом сотнями. Паттерн был один и тот же. Деньги не переводились. Они не крались. Они аннигилировались. А на их месте, в неизменяемом граните блокчейна, оставалась шлока на санскрите. Поэтический некролог на могиле транзакции.

Пользователи спорят, кто виноват: индусы, китайцы, ЦРУ, масоны, или, может быть, сам Сатоши Накамото, решивший пошутить.

Для Аюми это — высший комплимент.

Она покинула Дубай на следующий день после вечеринки на яхте, оставив после себя лишь оплаченные счета и легкий аромат хорошего парфюма в лифте. Ее русские «партнеры» пытались с ней связаться — сначала восторженно, потом встревоженно, потом истерично. Их сообщения и звонки тонули в цифровой пустоте. Она была уже далеко.

Лето она проводила в Ирландии. В крошечной рыбацкой деревушке на побережье графства Корк, где туман был основным агрегатным состоянием мира, а главной темой для разговоров — разница между мелким дождем и моросью. Она сняла маленький коттедж с видом на атлантическую серость и наслаждалась тишиной.

В местном пабе, где пахнет мокрой шерстью, кислым пивом и вечной тоской, она становится местной знаменитостью.

— Ты из Токио? — спросил бармен, протирая стакан, как будто пытается стереть с него память о прошлой жизни.
— Почти, — ответила Аюми.
— А что ты тут делаешь?
— Смотрю, как исчезают деньги.
— Выбирайте место поудобнее. Здесь это любимое зрелище, — рассмеялся бармен, не понимая, что это была не шутка.

Местные, разумеется, шептались. GossipNet здесь работал надежнее любого 5G, передавая данные со скоростью света на топливе из крепкого чая и праведного осуждения. Кто она, эта молодая, красивая, молчаливая японка? Беглая жена олигарха? Агент спецслужб? Просто сумасшедшая? Старый рыбак Шеймус, чья философия сводилась к тому, что в море рыбы меньше, чем идиотов на суше, авторитетно заявлял в пабе: «Она ждёт. Не знаю чего. Но когда женщина так смотрит на океан, она всегда чего-то ждёт».

Аюми действительно ждала. Она читала новости на своем планшете, просматривая заголовки о хаосе на крипторынках, и чувствовала себя художником на вернисаже собственной выставки, наблюдающим за реакцией публики из-за колонны. Ее ŚLOKA, ее «Кали-Юга», работала безупречно. Она превращала вульгарную, бессмысленную суету денег в чистое, высокое искусство. Она была довольна. Это была самая изящная шутка в истории человечества. И это не баг. Это её подпись, её маленькая революция в мире, где даже крипта стала скучной.

В один из особенно промозглых вечеров она заметила необычное оживление у единственного в деревне паба «Золотой Якорь». Обычно в это время оттуда доносились лишь звуки трансляции футбольного матча и редкие пьяные выкрики. Сегодня же там стояла густая, напряженная тишина. «Должно быть, пенальти», — лениво подумала она и решила зайти за бутылкой виски.

Но внутри никто не смотрел футбол. Человек двадцать — рыбаки, фермеры, пара туристов — сгрудились у старого телевизора, висевшего под потолком. На экране была не зеленая трава стадиона, а строгий интерьер новостной студии. Бегущая строка гласила: «КРИЗИС ЛИКВИДНОСТИ: БАНК ИРЛАНДИИ ОГРАНИЧИВАЕТ СНЯТИЕ НАЛИЧНЫХ».

Аюми замерла у входа.

— …эксперты не могут объяснить природу аномалий, — говорил диктор с лицом человека, сообщающего о конце света с вежливой улыбкой. — Миллионы евро просто исчезают со счетов, не оставляя цифрового следа. Сегодня утром небольшой региональный банк «Claddagh Trust» в Голуэе объявил о полном банкротстве после того, как за ночь потерял почти девяносто процентов своих активов.

На экране появилось заплаканное лицо пожилого мужчины в твидовом пиджаке — управляющего того самого банка. Он лепетал что-то о «цифровом испарении».

Аюми смотрела на экран, и ироничная улыбка медленно сползала с её лица. Голуэй. Это было здесь. Рядом. Это был не абстрактный хаос на другом конце света. Это был пожар, который перекинулся с далекого леса на соседний дом.

Её изящная шутка, её артистический жест, её поэтический реквием по жадности только что постучался в дверь маленького ирландского паба.

И она вдруг поняла, с холодной, математической ясностью, что этот стук был адресован лично ей. И ей впервые за долгое время стало по-настоящему холодно.

Часть вторая. Глава третья