Дорога в тысячу лет. Часть третья. Глава вторая

В летние месяцы, когда в саду за дворцом распускались лотосы, Ён Джу часто видели на каменных дорожках между прудами.

Она шла медленно, в платье из тончайшего шёлка, цвета утренней дымки, и каждый её шаг был выверен, как движение в танце. Иногда она останавливалась у старой сливы, осторожно касалась лепестков, будто проверяя, не сон ли это. Её пальцы были тонкими, почти прозрачными, и в их движении было что-то от фарфоровой куклы, которую боятся уронить.

Иногда она поправляла выбившуюся прядь волос — жестом, в котором не было ни кокетства, ни суеты, только привычная забота о порядке. Придворные замечали: когда она делала это, на её лице появлялась едва заметная улыбка, как у человека, который помнит что-то только ему известное.

Император приходил в сад по вечерам. Его сопровождали евнухи и стража, но, войдя в сад, он оставался один. Он смотрел, как Ён Джу наливает ему чай — так же безупречно, как в день их знакомства, — и как она, не поднимая глаз, подаёт чашку, склонившись чуть ниже, чем требует этикет. В её движениях не было ни страха, ни спешки, только точность и красота.

Император принимал чашку обеими руками, задерживал взгляд на её пальцах, на изгибе запястья, на тонкой линии шеи. Иногда он задерживал дыхание, будто боялся спугнуть хрупкое равновесие этого мгновения. Он не говорил лишних слов, но в его лице появлялась мягкость, которую редко замечали придворные. Иногда он медленно кивал, будто соглашаясь с чем-то только ему ведомым.

Слуги и служанки, стоявшие в тени, говорили между собой:

— Император стал тише, и стал чаще бывать в саду, — шептались в коридорах. — Он слушает, как она говорит, как будто в её голосе есть что-то, чего нет ни у кого.
— Он улыбается, когда она подаёт ему чай, — замечал старший евнух. — Это редкость.
— Говорят, он стал дольше задерживаться в саду, — добавляла служанка. — Иногда они просто молчат, и всё равно понятно, что он не хочет уходить.
— Она не задаёт лишних вопросов, — шептала одна из старших служанок. — Это мудро.

В саду, среди лотосов и камней, Ён Джу продолжала свой медленный танец. Она трогала цветы, поправляла волосы, смотрела на воду, в которой отражались облака и крыши дворца. Император наблюдал за ней, не вмешиваясь, как наблюдают за редкой птицей или за игрой света на поверхности воды. В его взгляде не было ни страсти, ни тревоги — только тихое восхищение и покой, который редко посещал его сердце.

Вечерами, когда солнце садилось за стены Запретного города, в саду становилось тихо. Только шелест шёлка, только лёгкий звон браслетов на её запястьях, только отражение луны в воде — и ни одного слова, которое могло бы изменить порядок вещей.

— Говорят, она ждёт ребёнка, — тем временем перешёптывались в коридорах. — Императрица не рада.
— Императрица никогда не бывает рада, — отвечал кто-то. — Но она умеет ждать.

В покоях императрицы это известие встретили молчанием. Императрица не меняла выражения лица, но в тот же вечер велела заменить всех служанок в покоях наложницы.

Часть третья. Глава третья