Центробанки замыкают цикл «1984» Оруэлла

Усилия разных стран по созданию цифровых валют центральных банков (CBDC) могут предоставить финансовым учреждениям больше контроля над денежной массой и личными сбережениями на фоне растущего трансатлантического разрыва между США и Европой в сфере финансовых технологий.

CBDC представляют собой цифровые версии фиатных денег, выпускаемые на основе эксклюзивного закрытого блокчейна, обычно контролируемого центральным банком, в отличие от децентрализованных блокчейн-сетей.

— Не все цифровые валюты одинаковы, — заявила Сьюзи Вайолет Уорд, финансовый аналитик, соучредитель и генеральный директор аналитического центра Bitcoin Policy UK, предупреждая, что CBDC представляют собой «превращение денег в инструмент контроля в чистом виде».

Эта новая форма программируемых денег грозит усилением контроля центральных банков над расходами, включая потенциальное установление «срока годности» личных сбережений, заявила Уорд, добавив:

— Они смогут контролировать все, что вы делаете с помощью денег.

— Даже Джордж Оруэлл не предсказывал, что программируемые деньги могут стать частью этой истории. Это практически идеально замыкает цикл «1984», — добавила она, имея в виду антиутопию Оруэлла, в которой описывается мир, где центральное правительство контролирует важнейшие аспекты человеческой жизни, включая общественное мнение и свободу слова.

В России также планируют ввести цифровою валюту. В чем опасности цифрового рубля?

Первая: такой рубль помечен. То есть впервые в безналичных расчетах появится рубль в «купюрах», каждую из которых можно идентифицировать и нет никаких проблем отследить по каждой все платежи. Еще раз: государство сможет проследить за движением каждой такой цифровой «купюры» и узнать, кем, за что и когда ею заплачено.

Вроде бы ничего страшного. Наоборот, когда вы участвуете в госзакупках, государство, подписывая с вами контракт, вправе определить целевое назначение денег – чтобы ни-ни, ни один рубль не ушел не по назначению. У Минфина, ФНС, Счетной палаты всегда было и есть огромное желание отследить каждую сделку в госзакупках, каждый объект до самого последнего кирпичика. Для этого отстраиваются технологии, сложные и дорогие, надзора «сверху вниз». А с цифровым рублем уже никто и никогда не сможет отщипнуть от контракта взятку в наличных или даже в ничем не помеченных безналичных рублях. Что же здесь плохого?

Ничего, кроме того, что в последнее время отстраиваются системы тотального контроля за каждым из нас, в рамках которых государством будут собраны в единые базы все данные о нашей частной жизни: кто мы, чем дышим, как живем, где и когда находимся, что делаем и как тратим деньги. На этой базе легко выстраиваются системы социального цифрового рейтинга. На практике перестает существовать тайна нашей частной жизни. Понятия налоговой, банковской, медицинской тайны, тайны клиента, тайны наших политических, имущественных и каких угодно действий становятся ничтожными. Нас легко наказывать, ограничивать, запрещать – так же как и поощрять за правильное с точки зрения государства поведение.

Еще одна проблема цифрового рубля – риски адаптивности. Речь даже не о сбоях в сети, или обработке больших данных, или хакерах, или о том, что любые технические устройства – онлайн или офлайн – подвержены разрушениям. Речь о способности национальной валюты смягчать деформации в экономике.

30 лет существует «низкобюджетная» модель семьи в регионах – такая семья может жить, только если часть доходов формируется в серой экономике. Например, в крупных городах безналоговая аренда квартир – один из самых распространенных источников существования для бедных слоев. Часть труда мигрантов тоже безналоговая. Число отходников, неформально занятых, достигает, по самым осторожным оценкам, 15–20 млн человек. Доля неформальной экономики в России – до 25–35% ВВП. Во время кризисов, которые часты у нас, семьи выживают, уходя в тень. Доля серой экономики растет, она смягчает удары кризисов.

Но серая экономика как амортизатор может существовать только благодаря наличке. Ничем не меченной, которую нельзя отследить. Не случайно в пандемию, в кризис 2020 г., сумма наличных денег в обращении выросла на 22%, а средства на корсчетах банков в ЦБ, т. е. ликвидность банков, – только на 6%.

Сверхрегулирование, избыточность, жестокость ограничений – постоянная болезнь в России, связывающая тех, кто хотел бы и мог бы действовать – пусть даже в «латиноамериканских» условиях, – по рукам и ногам. Экономика наказаний, а не стимулов, экономика обвинительного уклона – в ее ландшафте цифровой рубль может занять выдающееся место. Имеешь мобильный телефон – знаешь, что всегда можно отследить твое местонахождение и твои разговоры. Имеешь цифровой рубль – знаешь, что всегда в отличие от наличных немеченых купюр можно узнать, кому, когда, за что и сколько ты платил и куда ушли деньги, даже если ты это делал в режиме офлайн. Не слишком ли много слежки на развивающемся рынке, который объективно нельзя пережимать, чтобы он мог действительно развиваться?

Третья экономическая проблема, порождаемая цифровым рублем, заключается в том, что ЦБ получит возможность избыточно ограничить кредитный мультипликатор коммерческих банков. Способность этих банков «создавать деньги», кредитуя население и бизнес, – условие жизни любой экономики. До сих пор эта способность ограничивалась нормативами ЦБ и остатками средств на корсчетах банков. Скажем, «Сбер», в котором большой внутренний оборот между миллионами счетов его клиентов, может иметь многомиллиардные объемы кредитной эмиссии. Деньги, выпущенные им при кредитовании своих клиентов, могут долго не покидать пределов банка, просто обслуживая их платежи внутри него и не задействуя корсчета в ЦБ.

Четвертая проблема: цифровой, меченый рубль – отличное средство для перехода к ограничениям в его конвертируемости, к тому, чтобы создать систему множественных нерыночных обменных курсов. Это может случиться, если и дальше наша экономика будет подвигаться к административной системе, ко все большему огосударствлению. Сегодня все это будут отрицать. А завтра, если так жизнь сложится, – действовать.

Отметим, трансатлантический разрыв между Европой и США растет: первая продвигает планы по цифровому евро, а вторая делает ставку на инновации в сфере стейблкоинов и запрещает создание CBDC.

В пятницу Палата представителей США добавила положение, запрещающее Федеральной резервной системе выпускать CBDC, в законопроект объемом почти 1300 страниц, определяющий оборонную политику страны на 2026 финансовый год.

Это положение законопроекта об оборонной политике запретит ФРС выпускать любую цифровую валюту или актив и не позволит центральному банку предлагать финансовые продукты или услуги напрямую физическим лицам.

В июле Палата представителей приняла аналогичный законопроект, поддержанный республиканцами, «Закон о государственном надзоре за CBDC», с незначительным перевесом в 219 голосов против 210. Теперь законопроект ожидает голосования в Сенате.

23 января президент США Дональд Трамп подписал указ, запрещающий создание, выпуск, обращение и использование CBDC, сославшись на опасения по поводу их потенциальной угрозы стабильности финансовой системы, конфиденциальности частных лиц и национальному суверенитету.

Тем не менее Европейский союз продолжает реализацию своих планов по внедрению цифрового евро, рассматривая, как сообщается, крупные публичные блокчейны, такие как Ethereum, для своего CBDC, а не частные решения, где данные доступны только уполномоченным субъектам.

Президент Европейского центрального банка Кристин Лагард заявила на пресс-конференции, что запуск цифрового евро ожидается в октябре 2025 года. Она подчеркнула, что CBDC будет существовать параллельно с наличными деньгами и обеспечивать защиту конфиденциальности для решения проблемы чрезмерного вмешательства государства.

Хотя CBDC получили высокую оценку за свой потенциал в повышении финансовой доступности, критики выразили обеспокоенность по поводу их возможностей наблюдения.

В июле 2023 года Центральный банк Бразилии опубликовал исходный код пилотной версии CBDC, и всего через четыре дня пользователи обнаружили встроенные в код механизмы наблюдения и контроля, позволяющие центральному банку замораживать или сокращать средства пользователей в кошельках CBDC.