Исфахан. Пе (פ)

Непреднамеренная сингулярность

1 Бахмана 1401 г. (21 января 2023 г.)

Утро в Фордо началось с тишины. Не той гулкой, рабочей тишины, наполненной гулом центрифуг, а иной — напряженной, выжидающей, как затишье перед бурей. Завтрак в столовой был молчаливым. Резаи ел быстро, не глядя ни на кого. Рустам крошил в чай сахар, но не пил. Захра чувствовала, как воздух вибрирует от невысказанного.

В 9:00 они должны были встретиться с инспекторами у входа в сектор Б-7. Но в коридоре их остановил офицер КСИР.

— Приказ из Тегерана. Вам троим надлежит оставаться в лаборатории до особого распоряжения.
— Что это значит? — резко спросил Резаи. — Мы должны сопровождать инспекцию.
— Приказ, — повторил офицер, и его взгляд был непроницаем, как бетонная стена. — В лаборатории есть все необходимое. Ждите.

Лаборатория, их научное святилище, превратилась в тюрьму. На мониторах — мёртвые графики вчерашних измерений. В углу — камера наблюдения, красный глазок которой не мигал. Выключена или просто маскируется? Но в ней было окно, из бронированного стекла, выходящее в главный коридор. Через него они видели то, чего видеть не должны были.

Сначала все шло по плану. Инспекторы в голубых жилетах, сопровождаемые охраной, прошли к сектору Б-7. Они сняли вчерашние тампер-индикаторные пломбы, сверили номера и вошли внутрь. Дверь за ними закрылась.

Прошёл час. Потом второй. Тишина в коридоре стала почти осязаемой. Рустам ходил по лаборатории из угла в угол, как зверь в клетке. Резаи молчал, сидя на металлическом стуле, сложив руки на груди. Его лицо было маской спокойствия, но Захра видела, как пульсирует жилка на его виске — метроном тревоги.

А потом началось. Дверь сектора распахнулась. Из неё вышел Вебер, его лицо было красным от гнева. Он что-то резко говорил начальнику охраны, жестикулируя. Дюбуа держала в руках герметичный контейнер с пробами, словно это была неразорвавшаяся бомба. В коридоре появились новые люди — больше охраны, офицеры КСИР. Они не угрожали. Они просто стояли, создавая живую стену, физически отделяя инспекторов от остального мира.

— Что там происходит? — пробормотал Рустам.
— Они что-то нашли, — ответил Резаи, и в его голосе не было удивления. Только холодная констатация.

Спор в коридоре продолжался ещё минут двадцать. Затем инспекторы, окружённые плотным кольцом охраны, прошли мимо их окна в сторону выхода. Они не смотрели в их сторону. Их миссия здесь была окончена.

Ещё через час за ними пришёл тот же офицер.

— Вы свободны. Можете возвращаться в Исфахан. Вертолёт ждёт.

В номере гостиницы, где вчера их допрашивал Резаи, их ждал тот же старший офицер, с которым они встречались в Исфахане.

— Инспекторы покинули объект, — сказал он без предисловий. — Они нашли то, чего не должны были найти.

Он положил на стол распечатку. Это был предварительный отчёт их собственной службы безопасности.

— Частицы урана с обогащением до 83,7 процента. Взяты с труб, соединяющих два каскада IR-6. Они также зафиксировали незадекларированное изменение в конфигурации трубопроводов.
— Как это произошло? — спросил Рустам.
— Переподключение каскадов, — взял слово Резаи. — Они хотели ускорить процесс, но… — он пожал плечами. — Центрифуги иногда работают слишком хорошо. Происходит концентрация в узлах системы. Микроскопические количества, но детекторы МАГАТЭ могут найти даже отдельные атомы.

Представитель КСИР слушал молча, а затем, после затянувшейся паузы, сказал:
— Они улетели, не подписав итоговый протокол. Это означает одно: через пару дней в Вене будет экстренное заседание Совета управляющих. Нас обвинят в нарушении всех мыслимых протоколов и в шаге от создания оружия.

Он посмотрел на них троих, переводя взгляд с одного на другого.

— Нам нужна история. Объяснение. Легенда. Официальная правда, которую мы представим миру. — Он посмотрел на Захру и Рустама. — Вы лучшие научные умы нашей программы. Вы должны создать эту правду. Вам даётся сорок восемь часов на подготовку совместного доклада для ОАЭИ, который ляжет в основу нашего ответа МАГАТЭ.
— Какого рода объяснение? — спросил Рустам.
— Это должно быть правдоподобно. Научно обоснованно. И неопровержимо. — Он встал. — Они спрашивают, было ли это сделано преднамеренно или это была случайность. Ваша задача — доказать, что это было непреднамеренно. Случайное накопление изотопов в системе из-за сбоя давления. Технический сбой. Погрешность в эксперименте. Что угодно. Вы должны создать нарратив, в который они смогут, при желании, поверить.

Он вышел. Они остались втроём в гулкой тишине. Создать нарратив. Переписать реальность. Нарисовать новую картину. Картину, которая скрывала бы правду. Правду, которую она сама же и помогла раскрыть.

По дороге домой, в вибрирующем салоне вертолёта, она смотрела на проплывающие внизу горы. Её научная объективность, её вера в чистоту факта, окончательно уступила место шпионской паранойе.

Что дальше? — думала она. — Я дала им наводку. Они нашли то, что искали. Моя миссия выполнена? Или это только начало?

Она была уверена, что 83,7% — это не случайность. Это был намеренный, тщательно спланированный эксперимент. Резаи и его люди проверяли, как быстро они могут выйти на оружейный уровень. Проверяли технологию. А теперь, когда их поймали, они хотят свалить все на «непреднамеренную случайность», на сингулярность.

А что, если… что, если вся эта история с инспекцией была подстроена? Не её кураторами, а её собственным руководством? Чтобы создать международный кризис? Чтобы получить повод для выхода из Договора о нераспространении? Что, если её, Захру, использовали не как источник информации для Запада, а как катализатор для планов ястребов в Тегеране?

Что теперь? Инспекторы нашли то, что искали. Больше того — они нашли то, чего Иран не мог объяснить, не признав фактически создание ядерного оружия. Это был конец игры в мирный атом.

Её научная объективность, которая столько лет была её щитом, рассыпалась, как кристаллическая решётка под нейтронной бомбардировкой. Она чувствовала, как реальность распадается на бесконечное число версий, и каждая из них была одинаково возможной и одинаково чудовищной. Она была не просто пешкой в игре двух сторон. Она была пешкой в игре, где сторон могло быть три, четыре, или где все играли за себя, создавая и разрушая союзы.

Она больше не искала правду. Она искала наименее болезненную ложь, в которую можно было бы поверить, чтобы не сойти с ума.

Дома её ждали дочери. Насрин с тревогой в глазах, Зейнаб с объятиями. Амирхан молча кивнул — он уже знал. Его источники работали быстро.

— Что случилось? — спросил он, когда они остались одни.
— Инспекция прошла неудачно.
— Насколько неудачно?
— Достаточно, чтобы изменить всё.

Он долго смотрел на неё, и в его взгляде она читала вопрос, который он не решался задать: Ты к этому причастна? Но он не спросил. Потому что некоторые ответы лучше не знать.

Цади (צ): Геометрия недоверия