Исфахан. Каф (כ)

Танец в зазеркалье

12 Азара 1401 г. (3 декабря 2022 г.)

Зима входила в Исфахан неспешно, как входит в дом болезнь: сначала лёгкий озноб по утрам, потом — серое небо, лишённое цвета, и, наконец, холод, проникающий в самые кости. Деревья на проспекте Чахарбаг стояли голые, их черные ветви пронзали низкое небо, словно строки из забытого, трагического стихотворения. Для Захры эта медленная смерть природы была зеркалом её собственного состояния. Она жила в затишье. В пустоте, которая наступила после брошенного в бездну камня.

Дважды в неделю она лгала. «Задержусь, нужно закончить отчёт». «Сбой в оборудовании, нужно перепроверить калибровку». Ложь становилась привычкой, второй кожей. Она ехала не домой, а к мечети Джаме Исфахана. Её паломничества были тайными и имели одну цель. Библиотека. Нетбук, спрятанный за фолиантами о суфийской поэзии и журналами времён Мохаммеда Реза Пехлеви, был её оракулом. Молчаливым оракулом.

Сообщений не было. Тишина. Только на форуме, в разделе новостей, она увидела отражение своего греха. Сообщение агентства Reuters: «Иран обогащает уран до 60% чистоты на подземном объекте в Фордо, утверждают источники МАГАТЭ». Её цифры, её выводы, вырванные из контекста и превращённые в оружие в чужой информационной войне. Они её услышали. Они использовали её. И молчали. Но у неё не было новых данных. Она передала всё, что знала, и теперь была пуста, как отработанная топливная кассета. Она стала функцией, которая выполнила своё предназначение и теперь ждала, когда её либо вызовут снова, либо сотрут.

Мир дома тоже покрывался инеем подозрений.

— Ты стала часто задерживаться, — сказал Амирхан однажды вечером, не отрываясь от телевизора, но вопрос был брошен в неё, как камень.

Профессиональная привычка безопасника — подмечать изменения в поведении. Две недели «задержек на работе» не прошли незамеченными.

— Конец года. Проверки. Ты же знаешь.
— У вас что, аврал перед проверкой?
— Готовим документацию. Бюрократия.
— Странно. Раньше ты не задерживалась из-за бумаг.
— Раньше не было такого давления.

Он ничего не ответил, но она почувствовала, как его молчание исследует её слова на предмет трещин.

А однажды вечером Зейнаб, рисуя в своём альбоме, вдруг подняла на неё свои ясные, чистые глаза.

— Мама, а ты больше не играешь в танки?

Вопрос был так прост и так чудовищен, что у Захры на мгновение перехватило дыхание. Это был ключ к запертой комнате, который ребёнок вертел в руках, не зная его силы.

— Нет, азизам, — ответила она, заставляя себя улыбнуться. — Удалила игру. Я уже, наверное, выросла из этого возраста.

Ложь была похожа на правду, но была её зеркальным отражением. Она не выросла. Она провалилась в эту игру так глубоко, что та стала реальностью. А реальность — игрой.

— А я думала, из игр не вырастают, — задумчиво сказала девочка. — Просто меняют их на другие.

Утром доктор Резаи вызвал её в кабинет. Он стоял у окна, глядя на заснеженные вершины Загроса, и его силуэт казался вырезанным из чёрной бумаги.

— Доктор Мусави, в понедельник вы с Рустамом Йезди едете в Тегеран.
— В Тегеран? — она старалась скрыть удивление.
— Встреча с инспекторами МАГАТЭ. Неофициальная, предварительная. Им нужны технические разъяснения по нашей программе. Вы и Йезди будете представлять научную сторону вопроса.
— А вы?

Резаи повернулся. В его глазах была усталость человека, уставшего от бесконечной игры в кошки-мышки.

— Я слишком… политизирован для такой встречи. Им нужны чистые учёные, говорящие на языке физики, а не идеологии. Вы идеально подходите — женщина-физик в Исламской республике, прошедшая стажировку на Западе. Вы мать. Вы — символ наших мирных намерений. Живое доказательство нашей открытости.
— Йезди поедет с вами. Он хорошо говорит по-английски и хороший теоретик.
— Понимаю.
— Подготовьте презентацию. Факты, только факты. Никакой политики. Покажите им, что мы занимаемся наукой, а не создаём апокалипсис.

Вечером, когда она рассказала об этом Амирхану, он долго молчал, помешивая чай в стакане.

— В Тегеран? — он нахмурился. — Так внезапно?
— МАГАТЭ настаивает на срочной встрече.
— И почему не едет Резаи? Он же руководитель.
— Он сказал, что слишком политизирован. Им нужны технические специалисты.
— А почему с Йезди? — в его голосе появилась нотка, которую она раньше не слышала. Подозрение? Ревность?
— Он специалист по каскадам. Мы дополняем друг друга.

Амирхан молчал, наблюдая, как она добавляет грецкие орехи в соус. Молчание растягивалось, как патока.

— Будь осторожна, — наконец сказал он. — МАГАТЭ — это не только учёные. Там есть люди с другими задачами.
— Что ты имеешь в виду?
— Вербовка. Они всегда ищут источники внутри программы. Особенно среди тех, кто бывал на Западе.

Кровь отхлынула от её лица, но она продолжала помешивать соус, не поднимая глаз.

— Ты думаешь, они попытаются?..
— Я думаю, ты должна быть готова к любым предложениям. И помнить, кто ты и где твой дом.

Она кивнула, чувствуя, как ирония ситуации сжимает горло. Он предупреждал её о том, что уже произошло. Но произошло не так, как он думал. Не МАГАТЭ, а призрак из прошлого, охотник за танками из виртуального мира.

— Я просто буду говорить о физике, — сказала она. — Только о физике.
— Физика — это тоже политика, — ответил Амирхан. — Особенно ядерная.

Он подошёл к ней, взял её руки в свои. Его ладони, обычно тёплые, были холодными.

— Будь осторожна, — сказал он так тихо, что это прозвучало почти как угроза. — В этих играх проигрывают не фигуры, а люди.
— Я всегда осторожна.

Ночью она лежала без сна, думая о предстоящей поездке. Тегеран. МАГАТЭ. Возможность или ловушка? И почему именно сейчас, когда она уже сделала свой выбор? Её отправляли лгать миру от имени системы, которую она предала. Зеркало стояло напротив зеркала, создавая бесконечный коридор отражений, в конце которого была только пустота. И она должна была войти в этот коридор.

Ламед (ל): Театр огня