В страшные времена — страшное кино

Новая волна фильмов с острым социальным подтекстом завоёвывает прокат и меняет наше представление о жанре.

Никого не должно удивлять, что 2025 год называют золотым для фильмов ужасов. Все хорроры — отражение своего времени, а наше время довольно пугающее.

Технологический антиутопизм привёл к тому, что монстр Франкенштейна стал синонимом ИИ, а в «Дракуле» Брэма Стокера всегда прослеживались мрачные нотки английской ксенофобии. Неслучайно эти готические злодеи XIX века, звёзды самых первых фильмов ужасов 1920-х и 30-х годов, возвращаются на экраны в новых адаптациях от режиссёров Гильермо дель Торо и Люка Бессона. А в следующем году Мэгги Джилленхол выпускает ещё одного «Франкенштейна» — «Невесту!».

Кровососущие вампиры и зомби с безжизненным взглядом давно стали олицетворением чудовищ капитализма, появляясь во времена экономического упадка. Возможно, именно поэтому «Грешники», южноготический вампирский микс от Райана Куглера, и «28 лет спустя», третья часть зомби-франшизы Дэнни Бойла и Алекса Гарленда, вызвали такой резонанс. Как заметил философ Славой Жижек: «Гораздо легче представить себе конец всего живого на Земле, чем куда более скромное радикальное изменение в капитализме».

Фильмы ужасов обращаются к нашим самым первобытным страхам, но они также, как никакой другой жанр, способны воплощать тревоги каждой новой эпохи. Зародившись из немецкого экспрессионизма после Первой мировой войны, жанр расцвёл на фоне войны во Вьетнаме в конце 1960-х и 70-х; эпидемия СПИДа и безудержное потребительство привели к возрождению вампирской темы в 80-х.

Казалось, в мультиплексах XXI века безраздельно властвовали супергерои. Но в тёмные времена подъём «умного хоррора» (elevated horror) — пугающих фильмов с социальным комментарием — наконец сверг их господство. Фильмы ужасов гораздо дешевле в производстве, что привлекает молодых режиссёров и поощряет эксперименты. Жанр стал неожиданной площадкой для исследования таких тем, как раса, класс и гендер, которые обходят стороной не любящие рисковать крупные студии.

Хоррор также привлекает всё больше женщин, причём и в качестве режиссёров, и в качестве зрителей. Прошлогодний оскароносный фильм «Субстанция» Корали Фаржеа и «Я видел свет телевизора» Джейн Шёнбрун затронули темы мизогинии, культуры знаменитостей и гендерной дисфории. Киноманы отсчитывают начало этой новой волны хоррор-авторов от сатирического ужастика Джордана Пила «Прочь» 2017 года, вышедшего через год после победы Дональда Трампа на его первых выборах.

Катарсис, эскапизм и извращённое утешение от наихудшего сценария — всё это отчасти объясняет «парадокс ужаса»: почему нам нравится, когда нас пугают. Пандемический триллер Стивена Содерберга 2011 года «Заражение» был одним из самых скачиваемых фильмов 2020 года. Хоррор помог вернуть фанатов в кинотеатры после пандемии. И пока мы запоем смотрим последние драмы на диване, в том, чтобы бояться вместе, есть чувство общности и безопасности.

Перед лицом слишком реального ужаса войны, экзистенциальных последствий климатической катастрофы и страхов перед тем, куда нас заведёт ИИ, неудивительно, что порой нам хочется зайти в тёмную комнату и закричать. Как сказал Дж. Г. Баллард: «Главная антиутопия — это то, что творится у тебя в голове». С этим согласен и поведенческий учёный, доктор Колтан Скривнер. «Вы ходите с маской спокойствия, но в вашей голове — лабиринт тревог, — пишет он в своей новой книге „Болезненное любопытство“, исследующей наше увлечение жутким. — Хоррор позволяет вам снять эту маску». В этот Хэллоуин самый мрачный жанр вновь оказался на пике актуальности.