«У мамы с собой телефон» — фильм «Дом динамита» хорош в изображении ядерной угрозы и великолепен — в показе нашей зависимости от смартфонов

Фильм от Netflix наглядно показывает, какую важную роль мобильные телефоны играют и в работе, и в личной жизни, а также их способность сеять хаос в глобальном масштабе.

С момента своего выхода фильм «Дом динамита» спровоцировал собственную волну «радиоактивных» споров о том, насколько точно в нём показана немедленная реакция правительства на ядерную атаку неизвестного происхождения. Может ли ракета, запущенная из Тихого океана, действительно достичь Чикаго всего за 18 минут? Действительно ли решение об ответном ударе находится исключительно в руках президента?

В частности, Пентагон оспорил предположение фильма о том, что американские ракеты-перехватчики успешно сбивают межконтинентальные баллистические ракеты лишь в 61% случаев, настаивая, что реальный показатель в ходе испытаний составляет 100%. (При этом некоммерческий Центр по контролю над вооружениями и нераспространению оценивает его даже ниже, чем в фильме, — в 55%.)

Однако есть в «Доме динамита» один технологический аспект, который вызывает куда меньше споров — независимо от того, являетесь ли вы экспертом по ядерному оружию, — это выдающаяся роль мобильных телефонов в разворачивающемся кризисе. Они служат своего рода камертоном для трёх повествовательных линий фильма, помогая обычным зрителям глубже погрузиться в экстраординарную ситуацию. В конце концов, будь то iPhone, Android или другая модель, сегодня у каждого есть своя собственная «горячая линия».

«Дом динамита» особенно убедителен в изображении смартфона как технологии двойного назначения — подобно самой ядерной энергии. Не столько в строгом смысле наличия и военного, и гражданского применения, сколько как инструмента, который мы используем и в личной, и в профессиональной жизни. Телефон служит и для тонкой человеческой связи, и как вездесущее воплощение работы.

Личный аспект проявляется на протяжении всего фильма, когда персонажи в отчаянии хватаются за телефоны, чтобы предупредить близких о неминуемой атаке. Но фильм подчёркивает центральную роль телефонов в семейной жизни ещё до того, как герои узнают о запуске ракеты.

Например, в начале фильма, когда капитан Оливия Уокер (Ребекка Фергюсон) уходит на свою работу в ситуационный центр для отслеживания угроз, она говорит своему маленькому сыну: «У мамы с собой телефон». Здесь телефон становится символом связи между родителем и ребёнком.

Позже мы встречаем министра обороны Рида Бейкера (Джаред Харрис), который во время утренней игры в гольф принимает звонок с соболезнованиями по поводу недавней кончины его жены. «Нам повезло прожить 33 прекрасных года», — говорит Бейкер собеседнику. Телефон — источник утешения.

Когда мы наконец знакомимся с президентом (Идрис Эльба), он находится в Овальном кабинете и говорит по мобильному телефону со своей женой, которая отправилась на сафари в Кению. Сцена подчёркивает, как это устройство может соединить двух людей, мужа и жену, как бы далеко друг от друга они ни находились.

В других сценах, напротив, телефон предстаёт бесцеремонным нарушителем семейной жизни. Это очевидно, когда звонок прерывает разговор заместителя советника по национальной безопасности Джейка Бэрингтона (Гэбриел Бассо) с его женой об их будущем во время пробки по дороге на работу.

Разрушительная сила телефона показана ещё яснее, когда Ана Пак (Грета Ли), офицер АНБ по Северной Корее, получает оповещение о запуске во время посещения исторической реконструкции Гражданской войны со своим маленьким сыном. В качестве зловещего предзнаменования её голос в трубке раздаётся на фоне выстрелов, взрывов и других звуков битвы. Чтобы ответить на звонок, Пак также отошла от сына.

Впрочем, у размытия границ между двойственной природой мобильного телефона есть пределы, особенно для высокопоставленных чиновников. Это подчёркивается, когда и Уокер, и Бэрингтон по отдельности сдают свои устройства на пункте охраны при входе в комплекс Белого дома. Позже Уокер оставляет свой телефон в специальном защищённом ящике перед входом в ситуационный центр.

Однако оборотная сторона телефона — как продолжение человеческих уз — вновь заявляет о себе, когда Уокер позже нарушает протокол безопасности, тайно пронося свой телефон в ситуационный центр, чтобы предупредить мужа об эвакуации из Вашингтона на случай, если он тоже станет целью. Этот момент перекликается с её более ранним заверением сыну, что телефон будет с ней.

Несмотря на все доказательства, которые «Дом динамита» предлагает о решающей роли мобильных телефонов в нашей жизни, они не способны героически спасти положение. Это наиболее пронзительно показано, когда Бейкер звонит своей дочери в Чикаго, но не предупреждает её об опасности, хотя до уничтожения города остаются считанные минуты. Вместо этого он пытается сгладить напряжённость в их отношениях, радуясь, что у неё появился серьёзный молодой человек.

Это ощущение тщетности находит отклик и в более широком масштабе. В сцене, напоминающей о легендарной «горячей линии» Вашингтон–Москва времён холодной войны, Бэрингтон ведёт переговоры с министром иностранных дел России в аварийном бункере под Белым домом. Мобильные телефоны сменились на более традиционные аппараты. Но напряжённый разговор не приносит ни облегчения, ни разрешения этого мрачного сценария.

В «Доме динамита» телефон — это не инновация, способная предотвратить катастрофу, а символ человеческой ограниченности. И реальные события показывают, что мобильный телефон в плохих руках скорее ввергнет нас в ядерный кризис, чем выведет из него. Вспомните недавний пост президента Трампа в приложении Truth Social, где он объявил, что США возобновят испытания ядерного оружия после трёх десятилетий, чтобы быть на «равных условиях» с Россией и Китаем.

Россия ответила, что предпримет аналогичные шаги, если какая-либо страна возобновит ядерные испытания. Впоследствии министр энергетики США Крис Райт пояснил, что испытания не будут включать реальные ядерные взрывы, а скорее «системные тесты».

Если бы президент так безрассудно использовал свой мобильный телефон в ядерном триллере, зрителям, возможно, было бы трудно в это поверить.